Если бы не суеверность, он уже вечером 13 декабря попал бы к Рылееву, у которого как раз собрались на совет декабристы. Александра Сергеевича приняли бы с восторгом, и он вместе с остальными вышел бы на Сенатскую площадь. Нет, под шальную пулю поэту угодить не светило; в тот день убитым оказался только губернатор Петербурга Милорадович (ему, кстати, все та же Александра Кирхгоф за две недели до того предсказала скорую гибель от пули). Однако, вернувшись вместе с Рылеевым к нему домой, Пушкин тоже попал бы под арест и на год раньше познакомился бы с Николаем I. Быть повешенным как зачинщик бунта литератору тоже не грозило. Зато он «загремел» бы по «пятому разряду» в Сибирь на поселение (даже не на каторгу!) лет на 10. И тогда не было бы ни женитьбы на «белой даме» Наталье Гончаровой, ни трений с правительством, ни журнальной травли, ни возни с Булгариным, ни «белого человека» с «белой головой» на белой лошади — Дантеса, ни светских сплетен, ни дуэли, ни безвременной гибели. Возможно, затем Пушкина перевели бы на Кавказ, где он познакомился бы с Лермонтовым и вернулся к литературе, незаметно для себя миновав зловещий «порог». Тогда сбылась бы вторая часть предсказания Кирхгоф, и Александр Сергеевич получил бы возможность дожить до преклонного возраста. Но обстоятельства вновь не позволили мнительному поэту изменить собственную судьбу.

Еще осенью 1830 года, в Болдине, он почему-то заторопился: спешно стал заканчивать давно начатые произведения, доводить черновые наброски, пересмотрел старые замыслы, глубоко переосмыслил всю свою жизнь, подвел своеобразный итог творчества, ответил критикам, ставшим особенно невоздержанными на язык. Тем не менее, суеверный поэт как будто стал забывать о страшном пророчестве. К 1836 году он вел себя так, словно никогда не слышал предостережения пророчицы о «пороге» — 37 годах своей жизни, — о котором до того момента помнил всегда. Александр Сергеевич ненавидел Дантеса, но совершенно не чувствовал, какую роль этот человек сыграет в его судьбе. И это при том, что гадалка дала вполне четкое и недвусмысленное описание личности, которой предстоит поставить точку в земном пути Пушкина. Поэт не только не сумел предвидеть события собственного будущего, но даже не воспользовался готовым пророчеством. Очень недвусмысленным, ясным и точным. А может, он просто торопился пройти указанную немкой развилку — не с тем, так с иным результатом?

Забыли о словах Кирхгоф и друзья поэта, прекрасно осведомленные обо всех подробностях этого давнего предсказания. Ссора с Дантесом продолжалась на протяжении нескольких месяцев и не раз грозила дойти до дуэли. Но окружающие реагировали на накалявшиеся страсти лениво-благодушно, не испытывая ни малейшей тревоги. И это при том, что гибель Александра Сергеевича стала, пожалуй, самым страшным и тягостным событием в жизни Баратынского, Гоголя, Жуковского, Вяземского! Последний вообще во время отпевания друга бился в истерике на ступенях церкви, умоляя умершего простить его за то, что он не смог предотвратить дуэль. Кстати, тремя днями ранее тот же Вяземский с удовольствием пересказывал сплетни о жене Пушкина и Дантесе… То есть все почему-то забыли о зловещем предсказании именно тогда, когда подошел срок его исполнения! Словно кто-то специально стер воспоминания о предупреждении гадалки у людей, имевших отношение к трагедии на Черной речке…

Что ощущала суховатая арийская пифия, вглядываясь в кофейную гущу, оставшуюся на дне чашки молодого шалопая? Может, она и в самом деле видела Черную речку, дуэльные пистолеты, остановившиеся часы? А может, чей-то загадочный голос шептал ей, какой страшный конец ждет сидевшего перед ней юношу. Какой знак подсказал гадалке, когда и от чьей руки он погибнет? Невозможно представить, что ощущала Александра Кирхгоф, увидев у себя очередного кандидата на тот свет. Возможно, она жалела молодого одаренного повесу, которому судьба так скупо отмерила срок жизни. А может, она вообще не выделила Пушкина из толпы своих посетителей, среди которых, кстати, были и Лермонтов, и Баратынский… В конце концов, у всех приходящих к немке людей были свои проблемы — настоящие и будущие, мелкие и огромные. Все, обращавшиеся к Кирхгоф за пророчеством, хотели знать час своей смерти. И не всем судилось покинуть мир в покое, в собственной постели, окруженным плачущими потомками. Так что Пушкин, вполне возможно, был для нее всего лишь «одним из»… 

Судьба семьи Романовых

Николай II 2 марта 1917 года отрекся от престола — как за себя лично, так и за своего наследника, цесаревича Алексея Николаевича, — передав власть своему брату, великому князю Михаилу Александровичу. 8 марта бывшего императора в качестве арестованного перевезли по распоряжению Временного правительства в Царское Село, в Александровский дворец. Туда же поместили арестованных 8 марта жену и детей Николая II — императрицу Александру Федоровну, цесаревича Алексея, великих княжон Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию. В августе Романовых перевезли в Тобольск, а ранней весной 1918 — в Екатеринбург. Именно там, в печально известном Ипатьевском доме, в ночь с 16 на 17 июля все они были зверски убиты. Тела последнего императора и его семьи представители новой власти перевезли в шахту близ деревни Коптяки в урочище Четырех братьев (под Екатеринбургом) и сожгли, вылив затем на обуглившиеся останки «для верности» еще и несколько банок серной кислоты…

В то смутное время многие представители императорского дома подверглись уничтожению. Так, великий князь Михаил Александрович после ареста и ссылки в Пермь в ночь с 12 на 13 июля 1918 года был убит большевиками на соседнем с Пермью Мотовилихинском заводе; вместе с великим князем принял смерть и его секретарь Николай Николаевич Джонсон.

Великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович, князья Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи, князь Владимир Павлович Палей (сын великого князя Павла Александровича от его брака с княгиней Ольгой Валерьяновной Палей) тоже пережили ссылку в Вятку, а затем в Екатеринбург. Летом все того же страшного для Романовых 1918 года указанных лиц некоторое время содержали в городе Алапаевске Верхотурского уезда Пермской губернии. В ночь на 18 июля ссыльных членов императорского рода повезли по дороге в Синячиху, по обеим сторонам которой расположились старые заброшенные шахты. В одной из них несчастные и нашли свое последнее пристанище: всех их, за исключением великого князя Сергея Михайловича (его убили выстрелом в голову, сбросив мертвое тело в шахту), живьем сбросили вниз. Затем ствол шахты забросали гранатами… Уже в наше время экспертиза установила: в большинстве своем узники погибли не сразу. К смерти привели разрывы тканей и кровоизлияния, полученные при сбрасывании в шахту и от ударной волны.

В январе 1919 года (точная дата неизвестна) после длительного заключения без суда и следствия в Петропавловской крепости были расстреляны и похоронены во дворе, в общей могиле, великий князь Павел Александрович, больной туберкулезом (на казнь его вынесли на носилках), великий князь Дмитрий Константинович (он не раз заявлял о том, что великие князья из рода Романовых должны сами отказаться от тех высоких постов, которые они занимали по традиции), великие князья Николай и Георгий Михайловичи. Кстати, Николай Михайлович являлся членом Французского энтомологического общества (под его редакцией вышло девятитомное издание «Мемуары о чешуекрылых»), председателем Русских географического и исторического обществ, доктором философии Берлинского университета и доктором русской истории Московского университета. Близкий знакомый Л. Толстого, этот человек в своих политических взглядах отличался наибольшим радикализмом, признавая необходимость для России реформистского пути развития и выступая за конституционную монархию. Георгий Михайлович, генерал-адъютант, генерал-лейтенант при Ставке Главнокомандующего, был известным нумизматом, автором издания «Русские монеты XVIII и XIX вв.», получившего высокую оценку специалистов того времени. На свои деньги он также подготовил издание 15-томного свода документального нумизматического труда по истории денежного обращения России — «Корпуса русских монет XVIII–XIX вв.». Кроме того, Георгий Михайлович являлся руководителем Музея императора Александра III, позже известного под названием Русского музея. Примечательно, что один из убитых, Павел Александрович, отказался от предложенного ему плана спасения: дело в том, что ему было необходимо переодеться в военную форму враждебного России государства, на что великий князь сказал, что уж лучше он отправится на расстрел… Единственным, кому удалось вырваться из застенков Петропавловской крепости, стал 30-летний великий князь Гавриил Константинович; в том же 1919 году он эмигрировал за границу.